Каждый год 20 января мы отдаем дань уважения украинским военнослужащим, которые в течение 242 дней защищали Донецкий аэропорт. В этот день в 2015 году пророссийские боевики разрушили новый терминал, где находились защитники. Однако даже после этого наши военные продолжали сопротивление до 23 января. За свою героическую защиту ДАПа украинские бойцы были прозваны "киборгами". В ходе боевых действий за аэропорт погибли 100 наших защитников, и около трех сотен получили ранения.
Одним из последних "киборгов", которому удалось покинуть Донецкий аэропорт, стал Виталий Пясецкий. В ночь на 14 января 2015 года он в составе 80-й аэромобильной бригады занял позицию "Ромео". Он пошел на задание добровольцем, и это был его первый серьезный бой. Именно Виталий запечатлел на фото последние дни Донецкого аэропорта. Самые ожесточенные бои начались 16 января – в тот момент украинские военные уже были "заблокированы" на первом этаже нового терминала.
РБК-Украина делится воспоминаниями "киборга" Виталия Пясецкого, ниже приводим его прямую речь.
На утро 16 января мы уже оказались зажаты на первом этаже нового терминала. Сепаратисты находились как над нами, так и под нами. В этот день они начали атаку значительно раньше. Думаю, рассчитывали покончить с нами. У каждого из нас был свой сектор, мы работали по отелю, откуда летели "подарки". Стрелял одиночными, патронов было в достатке, но так прицельнее.
Вечером с нашего поста мы заметили несколько небольших отверстий в потолке. Они вызывали беспокойство, поэтому с интервалом 3-5 минут мы просматривали свой сектор тепловизором и следили за ними.
Первая граната пролетела через отверстие в потолке. Никого не задело. Вторая – и я почувствовал, как боль обожгла мою щеку и висок. Кровь капает на аптечку и маленькое "Евангелие", которое я нашел на посту и положил в карман. Если бы осколок попал на два сантиметра выше, он бы попал прямо в висок.
Под пальцами я нащупал осколок. Залепил его пластырем и направился в сторону штаба. Позже я вспомнил слова побратима "Фестиваля", который перед ротацией сказал: "Пацаны, повезет тому, кто отсюда 300-м выедет".
Накануне моего друга Федю ранило. Периодически я допрашивал "Психа" (позывной медика Игоря Зинича, который погиб 20 января 2015 года под завалами терминала в возрасте 25 лет, Герой Украины, посмертно, – Ред.) с вопросами о том, выживет ли он. Ему удалили часть печени, легкого и селезенку. У него была остановка сердца на 8 минут, ему влили около 10 литров крови. Федя выжил только благодаря Богу.
На посту было довольно много ребят, мы пробовали развернуть баррикаду так, чтобы иметь защиту от гранат, которые падали сверху. Подкатили какое-то колесо, сломанную коляску, сверху бросили мешки с песком. Хоть какая-то защита.
Слышу, как что-то падает в трех метрах от меня. Ложусь на землю и закрываю затылок руками от взрыва, левое бедро снова обжигает болью. Накладывать повязку на рану нет смысла, она все равно сползет.
Возвращаюсь на свою позицию. Сажусь за баррикадой и начинаю стрелять. Много потом слышал рассказов о том, как косили сепаров в терминале, но ни разу такого не видел. По тебе стреляют, ты стреляешь в ответ. Никто просто так под пули не лезет. Иногда вижу, как некоторые индивиды выставляют ствол над баррикадой и стреляют по "рожку" в "белый свет".
Рядом со мной стоит во весь рост мужичок в расстегнутом бронежилете. Мгновение, и он падает на ящики с гранатами. Стягиваю его к себе за баррикаду. Из небольшой дырочки над правой бровью фонтанчиком бьет кровь. Ранение несовместимо с жизнью. Со Славиком Гавянцем (военный из ДАП, попавший в плен и освобожденный через две недели, – Ред.) пробуем зацепить эвакуационной стропой и тащим его через весь терминал в сторону штаба.
В какой-то момент вместо гранат на пол падают дымовые шашки. Сначала подумали, что это обычные армейские дымы. Но когда облако достигает нас, глаза начинают слезиться, горло и легкие сжимает спазм. Кашель такой, что кажется, легкие вылетят. Срываю с головы шапку и прижимаю ее к лицу. С несколькими ребятами бредем в сторону первого поста. Здесь на сквозняках должно быть легче.
Там лежит куча тел, которые корчатся на земле от кашля и рвоты. Немного придя в себя, иду в штаб, но газ проник даже туда. Во время газовой атаки огонь, кажется, утихает. Видимо, сепары сами курнули своей "шмали". Занимаю позицию под стеной. Нас забрасывают гранатами. У многих из наших автоматов перегрелись и заклинили. Мой пока стреляет.
Бедро ноет, но стараюсь не обращать внимания. Понимаю, что все идет к концу, и от мысли о семье сжимается горло, наворачиваются слезы. Это не истерика – это смесь злости и жалости (дома Виталия ждали родители, жена и двое детей, – Ред.).
Момент, когда нас начали травить газами, был одним из самых страшных. В мыслях: "Боже, спаси". И неожиданно появился ветерок, который снес газовое облако в сторону террористов. Уже в госпитале мы обсуждали с ребятами этот момент – все как один утверждали, что Бог был с нами.
Периодически к нам залетают РПГ (ручные противотанковые гранатометы, – Ред.), гранаты. Мы надеемся на эвакуацию, в первую очередь, тяжелых раненых и убитых. Смысл держать терминал в таких условиях отсутствует. Враг находится в подвале и на верхних этажах. Все идет к тому, что нас методично выбьют. Уже тогда существовала угроза подрыва первого этажа из подвала.
Ребята показывали СМС, якобы перехваченное СБУ, в котором были слова: "Если не удается вытравить газами, возьмите 500 кг тротила и взорвите их нафиг".
Через отверстия в потолке сепары бросают различные зажигательные смеси, чтобы затруднить нашу возможную эвакуацию. Временами мы вызываем огонь артиллерии на себя, чтобы снизить их энтузиазм.
К нам скоро придут "коробочки" в виде МТ-ЛБ (бронированный транспортер, военные называют его "мотолига", – Ред.). Но без прикрытия более крупными калибрами по верхним этажам технику могут сжечь, и люди погибнут.
По рации передают, что вышли "ласточки". Подлетают две "мотолыги". Одна с северной стороны терминала, другая – с западного угла. С первой только успел выгрузиться десант, как от прямого выстрела из РПГ в двигатель она загорается.